Кодекс чести Вустеров - Страница 44

Не стерпев подобной наглости я сделал, как выразился бы Дживз, жест и зашвырнул в собаку огарком свечи, стоявшим в одном из парных подсвечников на комоде. Гнусная тварь мотнула головой, поймала огарок на лету и сожрала его в мгновение ока с явным удовольствием, затем на минуту забыла о моём существовании, так как её вытошнило на ковёр, после чего вновь уставилась на меня своим мерзким взглядом.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла Стефи - задолго до того, как я ожидал её увидеть.

Мне сразу бросилось в глаза, что она была не в настроении. Как правило, Стефи порхает с места на место как мотылёк, с беззаботностью юности, по-моему, есть такое выражение, - а сейчас она двигалась, еле волоча ноги, подобно русскому бурлаку на Волге. Рассеянно на нас посмотрев и пробормотав: «Привет, Берти», «Здравствуй, Дживз», девица словно забыта о нашем существовании. Она подошла к туалетному столику, сняла шляпку и села, хмуро уставившись на своё отражение в зеркале. Не вызывало сомнений, её душа, привыкшая мчаться по жизни с бешеной скоростью, неожиданно проколола все четыре колеса; и понимая, что если я не заговорю, неловкое молчание может затянуться, я весело произнёс:

- Салют, Стефи.

- Салют.

- Прекрасный сегодня вечер. Твою собаку стошнило на ковёр.

Сами понимаете, я специально начал издалека, чтобы потом перейти к сути.

- Должно быть, ты удивилась, застав нас в своей комнате?

- Ничуть. Вы искали записную книжку?

- Верно. Вот именно. В самую точку. Хотя к поискам мы приступить не успели. Твой любименький гав-гав нам помешал. (Заметьте, я говорил непринуждённо. В подобных случаях - самая верная тактика). Он почему-то невзлюбил нас с первого взгляда.

- Да?

- Представляешь? Тебя не затруднит взять его на крепкий поводок ради торжества демократии?

- Затруднит.

- Неужели тебе не хочется спасти жизнь двум таким же человеческим существам, как ты сама?

- Нет, не хочется. Вы не такие же. Вы - мужчины. Презираю мужчин. Всех до единого. Надеюсь, Бартоломью вас до крови искусает.

Тут я понял, что к Стефи необходим особый подход, и переключился на другой point d`appui.

- Не ждал, что ты вернёшься так быстро, - сказал я. - Мне казалось, ты отправилась бить по клавишам, пока старина Свинка будет читать лекцию и демонстрировать Святую Землю в цвете.

- Всё верно.

- Пришла пораньше, что?

- Да. Лекция не состоялась. Гарольд разбил слайды.

- Правда? - спросил я, ничуть не удивившись, потому что хорошо знал Свинку. - Как ему это удалось?

Она вяло погладила по голове Бартоломью, который подошёл к ней, чтобы выразить свою собачью преданность.

- Он их уронил.

- Почему?

- У него был шок, когда я расторгла нашу помолвку.

- Что?!

- Да. - Глаза её мстительно заблестели, словно она заново увидела приятную ей сцену, а в голосе появились металлические нотки, совсем как у тёти Агаты при общении со мной. От вялости Стефи не осталось и следа; впервые она заговорила с девичьей страстностью. - Я пришла к Гарольду домой, и после того, как мы поболтали о том, о сём, спросила: «Дорогой, когда же ты собираешься умыкнуть шлем у Оутса?» Поверишь ли, Берти, он посмотрел на меня взглядом побитой собаки и проблеял, что долго уговаривал свою совесть в надежде получить от неё согласие, но та даже слышать не хотела ни о каких шлемах Оутса, поэтому умыкание отменяется. «Вот как? - спросила я. Значит, отменяется? В таком случае наша помолвка тоже отменяется», и он выронил кучу слайдов, которые держал в руках, а я повернулась и ушла.

- Насчёт помолвки ты ведь сгоряча ляпнула, верно?

- Ничего подобного. Если он собирается каждый раз отказывать мне в пустяковых просьбах, я вовремя спохватилась. Я считаю, мне крупно повезло. Я просто счастлива, что не выйду за него замуж.

Тут она шмыгнула носом, закрыла свою тыкву руками и зарыдала, что называется, взахлёб.

Сами понимаете, ужасно неловкое положение, и, по правде говоря, я сочувствовал ей от всей души. Вряд ли в W.i. почтовом отделении Лондона найдётся адресат, которого женское горе трогало бы больше, чем меня. Стоял бы я к Стефи поближе, я погладил бы её по головке, к гадалке не ходи. Но хотя Вустеры - сама доброта, в практичности им тоже не откажешь, и я почти сразу же понял выгодную сторону сложившейся ситуации.

- Да, плохо дело, - задумчиво произнёс я. - Сердце кровью обливается, правда, Дживз?

- Безусловно, сэр.

- Обливается, хуже не придумаешь. Могу лишь заметить, что Время, великий целитель, наверняка затянет твою рану. И кстати, благо в данных обстоятельствах записная книжка Гусика больше тебе не пригодится, может, отдашь её мне?

- Что?

- Я имею в виду, раз ваш предполагаемый союз со Свинкой распался, ты ведь не станешь хранить записную книжку Гусика на память о:

- Оставь меня в покое со своими записными книжками.

- Да, да, конечно. Но когда сочтёшь возможным: со временем: если тебя не затруднит:

- Ох, ну ладно. Но сейчас всё равно ничего не получится. Книжки здесь нет.

- То есть как?

- Очень просто. Я положила её: Это ещё что?

Она умолкла на самом интересном месте, потому что внезапно мы услышали какое-то постукивание. Доносилось оно со стороны окна. Нечто вроде тук-тук-тук.

В комнате Стефи, о чём мне следовало упомянуть раньше, помимо кроватей с пологами на столбиках, шикарных картин, мягких кожаных кресел и прочих ценных вещей, которых юная заноза (плюющая на человека и доставляющая ему массу хлопот несмотря на то, что он угощал её ленчем в своей лондонской квартире) была недостойна, имелся небольшой балкон. Стук, о котором говорилось выше, доносился именно оттуда.